Сергей Горбушин: в Париже завернули на Пигаль, посмотреть обитательниц

---

Справка: Горбушин Сергей Евгеньевич
Родился 20 мая 1957г.
Мастер спорта СССР. Защитник
В младших лигах отечественного хоккея играл
за глазовский «Прогресс» и молодёжный состав свepдловского «Автомобилиста».
Также выступал за киевский «Сокол»
и клубы Франции

Сергей Горбушин — экс-капитан киевского «Сокола» и второй сборной Советского Союза — уже три десятилетия проживает в дальнем зарубежье. Но после нескольких минут знакомства и беседы с ним становится однозначно понятно: «Наш человек». Простой, открытый, добродушный. И даже с детства впитанный вятский говорок за годы на чужбине не отступил перед галльским прононсом. Он по-прежнему не расстаётся со спортом, тренируя детей и выступая в любительской лиге, и охотно погружается в воспоминания, рассказывая о своих первых шагах на льду, хоккейных товарищах и командных успехах.

— Давно ли дружите с шайбой, Сергей Евгеньевич?

— Первая моя хоккейная фотография датируется 5 декабря 1967 года. День Конституции, выходной, финальная пулька жэковских команд в родном Глазове. Пока шли до стадиона, брат — он старше на три года — шугал, прогонял: «Не ходи за нами, ступай домой». Но я не отставал. Натянул свитер, надел коньки, вышел на лёд — попал на общий снимок. Правда, сыграть мне в тот день не дали: «Мал ещё».

— Жив ли этот фотораритет?

— Жив, ха-ха. Карточка долго висела на стенде в Доме спорта, пока я её, признаюсь, не стащил. Сейчас храню в альбоме, во Франции. А, вообще-то, я с пяти лет на коньках. С мальчишками начинал кататься прямо по проезжей части дороги, которую укатывали немногочисленные машины. Двор у нас спортивный, в соседях Мишка Николаев, будущий защитник «Прогресса», друг моего брата. Именно старшие ребята затеяли заливать каточек. Родители подключились, помогали. А потом мы своей мальчишеской делегацией отправились к начальнику четвёртого ЖЭКа: «Поставьте нам коробку».

— Откликнулся управдом?

— Ага. Борта высотой в две доски — нам и то радостно. Да, плюс, гирлянду повесил, свет. Темнота не страшна, вот мы и занимались на этой площадке всё время.

— Матчи взрослой команды посещали?

— С отцом, постоянно; он спорт очень уважал. Две игры из детства особенно запомнились. Первая — кубковая схватка против Киева; уступили в овертайме, ворота защищал молодой Лаврищев. Вторая — приезд Эдуарда Иванова.

— Того самого, олимпийского чемпиона?

— Ага. Он в ЦСКА закончил, доигрывал в Калинине. С пацанами окружили: «Дайте автограф».

— Не отказал маститый спортсмен юным поклонникам?

— Всем расписался.

— В глазовской команде той поры были защитники, с которых Вам хотелось брать пример?

— Гена Чупин. Ещё играл такой Виктор Васильев — стра-а-ашной силы бросок.

— Справочник утверждает, что ваш первый тренер — Евгений Чупин.

— Харитоныч нас подхватил уже по юношам. А первый — Виктор Георгиевич Косолапов.

— У вас был талантливый возраст, четверо добрались до взрослой команды,

— Да, Сашка Владыкин, Витька Перминов, Мишаня Шмырин и я

— Трое понюхали пороху Высшей лиги.

— Со Шмыриным друг против друга играть не довелось, а Перминов приезжал в Киев за «Химик».

— Минувшей зимой талантливого нападающего, к сожалению, не стало.

— Да, знаю, читал печальное известие на сайте клуба. А за пару месяцев до этого видел его фотографии со встречи ветеранов «Прогресса». Стараюсь следить за новостями родной команды.

— Какие-то привычки, традиционно считающиеся российскими, вдали от малой родины сохраняете? К примеру, «по сто грамм» за встречу?

— О, нет. Не употребляю уже более пятнадцати лет. Решил отказаться, потому что плохо держу алкогольный удар.

— А в игровые годы?

— Бывало соберёмся командой расслабиться — я уже спать упаду, а ребята всё продолжают. Наутро тренеры никого не спалят, только я один постоянно попадаюсь. Сколько раз такое случалось. Женька Шастин ночью ко мне домой завалился: «Не хватило, магазины уже закрыты. У тебя есть чего?» Стояла поллитровка в холодильнике, раздавили её. Утром: он не попался, а меня тренер сразу засёк.

— Вашей первой командой мастеров вполне мог стать не «Прогресс», а свердловский «Автомобилист».

— В январе 1974-го в Глазове проходил зональный турнир юношеского Первенства СССР. Заняли второе место, уступили как раз свердловчанам, но я, видно, глянулся тренерам, пригласили на Урал. Школу закончил — и туда. Поступил в Горный институт — в школе-то неплохо учился — начал тренироваться с «Автомобилистом», играть за «молодёжку». В ноябре отправились на товарищеский матч в Серов, померяться силами с мужиками. Въехал там в одного, а он наотмашь клюшкой мне по шлему — хлобысь! Расколол. Шестнадцать швов.

— Ничего себе.

— Ага. Но это позже, а на лавку-то еду, кровь ручьём — и дурная мысль: «Я же с детства за „Cпapтaк“ болею, как бы белую майку не испачкать, ведь на ней „Cпapтaковец“ написано». Так свердловская «молодёжка» называлась. В общем, 10 дней пробюллетенил, занятия в институте пропустил, а там предметы-то серьёзные: высшая математика, химия, начертательная геометрия. Отстал. Нагонял, нагонял — невозможно. Вратарь «Автомобилиста» Виктор Пучков — уважаемый ветеран, чемпион мира — дал совет: «Если учёба мешает хоккею, бросай учёбу». И брат — он тут в армии как раз служил — поддержал: «Всё что ни делается — к лучшему. Поезжай домой». Вернулся в Глазов, пришёл во дворец, начальник команды Штейнгауэр на трибуне меня углядел: «Ты как тут?» — «Приехал. Закончил». — «Завтра на тренировку». Вот так я попал во взрослый «Прогресс».

— Первая зарплата большая?

— Девяносто рублей. Трёшками выдали.

— Профессии «хоккеист» в ту пору официально не существовало. Числились на каком-то предприятии?

— На Чепецком механическом. Сначала слесарем-ремонтником, затем — плавильщиком. Все хоккеисты за зарплатой в завод ходили.

— С кем гостиничный номер делили, в автобусе соседствовали?

— С Мишкой Николаевым.

— Первый матч вспомните?

— Поездка Рыбинск — Павловский Посад. Сели в вагон, и все куда-то исчезли. Ладно, думаю, пойду покушаю. Захожу в ресторан, а старшие уже тут. Весёлые. Володя Селянкин, вратарь, палец поднимает: «Смотри, как мастера ездят».

— Вы две шайбы забросили в этом сезоне. Кому?

— Не отложилось в памяти. Откровенно сказать, я в 17 лет ещё бросать-то толком не мог, щёлкать не умел. Потому что в детстве строго требовали: «Клюшки не ломать». Берегли инвентарь, не щёлкали. Пойди потом достань новую.

— Вы же ещё прямые застали?

— Конечно. Гнули сами. Обстрогаешь её тоненько, в воду сунешь, в батарею. Потом стеклотканью мотали.

— Стеклоткань воровали в подвалах с труб?

— Non, non. Косолапов приносил с завода, она сразу эпоксидкой была пропитана.

— В Классе «Б», где Вы начинали свою карьеру, никто из соперников «Прогресса» не имел дворцов, все принимали гостей на воздухе.

— Ага. Везде открытые коробки. В Набережных Челнах такой сильный ветер с Камы — едва с ног не сбивает.

— При каком самом большом минусе доводилось играть?

— В Чепецке ниже 30° как-то было. Одна пятёрка на льду, другая в раздевалке отогревается. Шесть периодов по 10 минут. Мазали лицо гусиным жиром. После матча парень перчатки снимает — все пальцы белые, отморозил.

— А каково вратарям?

— Уж не знаю, как они выдерживали.

— Как получилось перепрыгнуть из второй лиги в Высшую, из Глазова — в Киев?

— В сентябре-1978 принимали в товарищеских матчах пермский «Молот», и так плохо я их провёл. Накатила тоска. На базе в номере жили с Саней Куликовым и Лёхой Фёдоровым. Взяли водки, говорю: «Ну вот, наверное — всё, отыграл я». Потому что следил же за сверстниками, ровесниками их других команд. Чепецкие Паюсов, Береснев уже в Вышке играют, в московском «Динамо», Риге, а я во второй лиге застрял. На другой день на тренировке ковыряюсь у борта, Юдин — главный тренер — подходит: «Почему не бегаешь?» — «А какой смысл. Наверх не попаду, а здесь мне и этого хватит». — «Давай тренируйся». Тут я будто оцепенение сбросил — пошло, пошло, поехало — и через месяц оказался в «Соколе».

— Киевский селекционер Самович вас разыскал?

— Ага, Бронислав Викторович. В октябре отправились с «Прогрессом» в Тольятти на заключительный турнир перед чемпионатом, я там до последнего дня всех обгонял по шайбам, но сломал коньки. Коля Трефилов отдал свои, да я с непривычки подвернул в них ногу. Ярославский парень обошёл в споре бомбардиров, но приз «Лучшего защитника» все равно мне достался. Здесь Самович и пригласил в Киев. А на следующий день подошёл Валентин Быстров из Питера: «Айда в СКА». — «Не могу, — отвечаю, — уже „Соколу“ пообещал». — «Какой „Сокол“, тебе об армии думать надо». — «Нет. Слово дал — отступить не могу».

— Как же со срочной службой вопрос решился?

— Бориса Шагаса за это благодарить надо.

— Главного армейского селекционера?

— Ага. В 1979-м он меня встретил: «Ну как, поступил в институт?» — «Поступил». — «Ладно, учись. Пожалел я тебя».

— В каком смысле пожалел?

— Так с октября 1978 до лета 1979 мне никакой отсрочки от призыва не полагалось. В Глазове уволился, а в Киеве «армию не делали», брони не было, в вузах экзамены уже закончились. Шагас легко мог пальцем на меня указать и поехал бы я служить куда-нибудь в Kaлинин.

— СКА МВО — это, если бы повезло. Имелись значительно менее привлекательные варианты: Чита, Оленегорск, Хабаровск.

— Вот-вот.

— Я поражаюсь, Борис Моисеевич действительно владел информацией по всем хоккеистам призывного возраста?

— По всей стране. В любой лиге, в любом регионе. Уникальный специалист. Другой такой — Самович.

— Долго размышляли над его предложением?

— Нет. Понимал, что пора пробовать силы уровнем выше. Но гарантий, что справлюсь, не было. Поехал с одним портфельчиком — трусы, носки, рубашка. Не знал, задержусь — не задержусь. Прибыл в Киев, потренировался. Первая игра — с «Автомобилистом». Мы победили, я голевую передачу отдал.

— Запомнилось, значит, событие?

— А как иначе. Наутро «Советский спорт» раскрываю, а там моя фамилия. Вот, думаю, батя сейчас в Глазове газету берёт, читает: «Горбушин». Приятно.

— В той встрече вашим напарником стал ветеран Юрий Павлов.

— Ага, один из двух коренных киевлян в составе «Сокола»; второй — Саша Давыденко.

— Павлов уже на сходе, последний сезон. Понимал возрастной игрок, что вы, фактически, пришли на его место?

— Наверное, понимал. Но он такой доброжелательный, даже, скажу, скромный человек. После финальной сирены по плечу похлопал: «Хорошо отыграл. Молодец».

— В следующих матчах с вами выходил Александр Мурашов.

— Да я в первые два-три года в самых разных сочетаниях побывал. Васюнин приедет — с ним поставят. Доника появится — его пристегнут. А с Менченковым, вообще, отдельная история.

— Расскажите.

— Сашка парень боевой, на тренировках постоянно со своими же задирался, всех матом крыл, посылал по известному адресу. Никто с ним вместе вставать не хотел. Главный тренер ко мне подходит: «Ты в том сезоне с четырьмя разными партнёрами действовал. Согласен с Менченковым играть?» — «Да не вопрос», — отвечаю. Подъехал к Менче: «Саня, давай без этих трёх букв». И всё. Четыре года в паре отыграли; и в «Соколе», и во второй сборной. А когда я постарше стал, Богданов молодых ко мне определял частенько: Татаринова, Житника.

— Любопытный момент, у вас и дебют в Высшей лиге состоялся во встрече с «Автомобилистом», и первую шайбу в элите тоже провели свердловчанам.

— Ага, в гостях. Серёга Давыдов в средней зонке передачу дал, я вошёл и где-то с точки вбрасывания хлопнул — девятка. Коля Свистухин подъезжает: «Молодчик, гол-красавец забил». Я, вроде: «Ничего особенного: бросил — попал». — «Молчи, никому так не рассказывай. Всем говори: «Заметил махонькую щёлочку, поставил шайбу на ребро и прицельно выстрелил».

— В этом же сезоне случилась первая виктория киевской ледовой дружины над перманентным гегемоном тех лет — ЦСКА.

— 7:6. Гарантировали себе этой победой девятое место и, следовательно, прописку в Высшей лиге на следующий год. Десятая-одиннадцатая команды отправлялись в переходный турнир, двенадцатая — вылетала напрямую.

— Болельщики ликовали?

— Нас на руках оттуда выносили. Мы уступали в две шайбы, сократили. За три минуты до конца сравняли, а на последних секундах Серёга Давыдов в девятку положил. С особой теплотой вспоминаю тот первый сезон в Вышке. Первый и для меня, и для «Сокола». В городе ажиотаж, во дворце всегда аншлаг. Такой гул стоял, такая поддержка.

— Вскоре вашим одноклубником в Киеве стал ещё один экс-игрок глазовского «Прогресса».

— Кто? Лубнин?

— Подузов.

— А, Олег Подузов. Он сам ангарский, его шестнадцатилетним в Глазов Борис Гольцев привёз. Потом в Киев перебрался, ага. Голова хорошая, но скорости не хватало, медлительный. Медузов его называли.

— Нагрузки от киевского главкома Анатолия Богданова потрясали?

— Кроссы воспринимал нормально. Убивала скоростно-силовая подготовка на пляже. Прыгаешь по песку через резинку, потом хватаешь сорокакилограммовый мешок и с ним бежишь, возвращаешься — ещё 15 прыжков. Резинка натянута высоко. Пульс 180-200. Две минуты отдыхаешь — и снова пошёл. И так 21 раз. Имитация хоккея: минуту играешь, две отдыхаешь.

— И не срежешь километрик-другой по лесу как на кроссе.

— Три тренера наблюдают, следят. Редко-редко когда удавалось 12-13 прыжками ограничиться.

— В начале 80-х вы регулярно набирали не менее 15 результативных баллов за сезон, что для защитника той поры — отличный результат.

— Это время расцвета. Недаром дважды — в 1982 и 1983 годах — включали в число лучших хоккеистов Союза.

— И четыре года подряд вызывали во вторую сборную страны.

— Мы даже первую команду обыгрывали, 3:2. В апреле 1982 взяли приз «Ленинградской правды», был такой международный турнир. Поехали в Москву, где национальная команда готовилась к чемпионату мiра. Последний контрольный матч перед вылетом в Финляндию, я в паре с Колей Макаровым. И у нас в составе горьковчанин Ковин, а в первой сборной его одноклубник Скворцов. Вовка — он всегда такой задира, боевой — Скворца вырубил. Разбил колено, отцепил от поездки на чемпионат. Пять дней оставалось до старта первенства планеты.

— Не испортились после этого отношения между двумя нападающими?

— Да, вроде, нет. «Сокол» из Горького обычно утром улетал, так мы после матча часов в 11 вечера из гостиницы — шмыг. Аккуратненько, чтоб тренеры не заметили. И в гости к Скворцову или Мишке Варнакову, устраивали там совместный разбор игры. А с Ковиным и вовсе закорешились. Это же он меня в конце восьмидесятых заграницу вытащил.

— Владимир Ковин — олимпийский чемпион Сараево.

— В декабре-1983 второй сборной отправились на серию встреч с олимпийской командой США. Вовка там очень прилично выступил, и Богданов порекомендовал его Тихонову. Так он попал на Зимние игры, стал чемпионом.

— Кто противостоял вам за океаном в составе американских олимпийцев?

— Челиос, Лафонтейн, Ольчик. Хорошая банда. Мне Ковин дал переписать кассету — достал где-то — видео нашей первой схватки с американцами. Лейк-Плэсид, уступили 4:5. «Miracle-2» называется, по аналогии с известной историей.

— Вам же и с канадской олимпийской сборной довелось состязаться.

— Это годом раньше, турне в составе «Сокола», первый раз в Новом Свете оказался. Едем по городу, смотрю: дома какие-то странные, с дырами, будто недостроенные. Да так много. Что за диковина? Отвечают: «Автомобильные стоянки многоэтажные». Ещё поразили машины возле мотелей. Все в розетки включены. Не могу понять, для чего, почему? А это, оказывается, их на ночь так оставляют, чтоб мотор не замёрз. Холодно в Канаде.

— Большая у вас видеотека собственных игр?

— Non, non. Нашёл на youtube свой предпоследний матч в Союзе: «Сокол» против «Калгари», первый визит в СССР клуба из NHL. Да ещё игру в Бостоне в январе-1986. Очень хочу отыскать матчи внутреннего чемпионата, но их почему-то нет, хотя все домашние поединки в Киеве транслировали по телевизору. Всё надеюсь, вдруг кто-нибудь выложит матч с «Динамо», где я Мышкину забросил победную.

— Вратарю сборной. К слову, вы трижды забивали ЦСКА, но всякий раз ворота армейцев защищал не Третьяк, а Тыжных. Признайтесь, хотелось огорчить первого номера страны?

— Нет, абсолютно. Я за свои ворота отвечал, вот моя задача. А впереди — получится забить, хорошо. Нет — есть нападающие, они отличатся. А вратарь № 1 лично для меня — это Шундров. И как голкипер, и как человек. Мы дружили.

— Я познакомился с Юрием Александровичем в 90-е, когда он в возрасте уже за 40 успешно защищал цвета воскресенского «Химика». Неувядающий ветеран поделился секретом, как в молодые годы позволял себе нарушать спортивный режим буквально в день матча. У вас-то, как понимаю, с этим вопросом всё нормально было?

— Что, значит, нормально? Как у всех. Штрафы выплачивал исправно.

— Большими суммами карал Богданов?

— 100 рублей, 150, 200.

— Это больно.

— Ага. При зарплате 315. Поэтому, попавшись, изо всех сил стремились компенсировать полученные санкции премиальными. За победу полагалось сто рублей, за ничейку — пятьдесят.

— Солидно.

— Три победы в месяц — три сотни. А в концовке сезона ещё и от федерации получали поощрение с учётом статистических показателей. Так что отдыхать отправлялись в хорошем настроении.

— Каждый год приезжали в отпуске в Глазов?

— Когда в Киеве играл — да. А из Франции уже сложнее стало. Но я малую родину не забываю, по возможности стараюсь навещать.

— Жена-француженка бывала в России?

— Трижды. Маме моей понравилась.

— Русский язык освоила?

— Дома разговариваем по-французски.

— С кем из старых боевых товарищей держите связь?

— С Серёгой Земченко на скайпе, Петей Малковым, Игорем Никулиным; он живёт в Лос-Анжелесе, но сейчас, к сожалению, плохой стал.

— Что с ним?

— Паркинсон. Тяжёлая форма. Каждую неделю с ним созваниваемся. Когда разговариваем, бывает, половину слов не разобрать.

— Ему же 60 лет всего.

— Ага. Был такой лось здоровый, носился быстрее всех на тренировках.

— Кто был для вас самым проблемным нападающим?

— Макаров. Однажды просто шедевр сотворил. 2:2 играли, и он в концовке третий нам прислал. Та́к нарисовал, слов нет. Я последним оставался, Сергей показал — я под шайбу присел, а он — фьюить! — и уехал, забил. Мне повезло играть рядом с мастерами и против больших мастеров, застал на льду величайших — Мальцева, Балдериса, Михайлова, Харламова. Летом 1981-го меня привлекли в первую сборную, готовящуюся к Кубку Канады, месяц занимались в Новогорске, а лёд был во дворце ЦСКА на Ленинградке. Армейцы оттренируются — мы заходим. А Харламова Тихонов от сборной отцепил. И он — сумку соберёт — подмигнёт: «Пока, ребята. Удачной тренировки. Пойду кино посмотрю». В Москве тогда Международный кинофестиваль проходил.

— Чувствовались в легендарном нападающем грусть, печаль от того, что не попал в состав, ощущение, что его время уходит?

— Я не замечал. Если и было, то не показывал. Так-то он весёлый всё время, балагурил. Вася Первухин понёс коньки точить — Харламов ему: «Ты куда, зачем! На неточённых-то лучше скользить». А я перед товарищеским матчем взялся ногти стричь — Мальцев на меня накинулся: «Ты что делаешь! Дурак что ли? Как в игре цепляться-то будешь?»

— Одно время в Киеве с вами играл ещё один весельчак — Вячеслав Комраков.

— Ага, с Ташкента приехал. На тренировке с Валеркой Сидоровым чего-то не поделили друг с другом, драться полезли. Оба — земляки, саратовские, кулаками машут. Фадеев — второй тренер — съязвил: «Чемпионат Поволжья по боксу на киевском льду».

— Чья взяла?

— Разняли. Главное, я разнимать полез — мне больше всех по башке и прилетело. Ещё про другую стычку могу рассказать.

— Очень интересно.

— «Торпедо» гостило в Киеве, у нас на следующий день выходной, и горьковчане улетали не сразу. Пошли с Ковиным и Скворцовым в ресторан, посидели, отдохнули, двинули к выходу. Я на минутку задержался, подхожу к гардеробу — драка. Ковин со Скворцовым машутся против Ткаченко и Белостенного, баскетболистов.

— Кто победил?

— Милиция. Вмешалась, пресекла. Парни в гостиницу отправились, я на улицу выхожу — там Белостенный с Ткаченко: «Ну что, пойдём продолжим»?

— Драться?

— Отдыхать. Представляешь кампанию: я — метр семьдесят, и эти двое — два двадцать и два четырнадцать.

— Когда впервые увидели 16-летнего Татаринова, могли предположить, что парень вырастет в громилу-сборника?

— Конечно. Да он уже тогда вырос. Такого бугая привезли, в команде сразу Медведем прозвали.

— Видели у кого-нибудь кистевой страшнее татариновского?

— Не-а.

— Рассказывают, он даже вратарей своей команды не жалел на тренировках.

— Ага. Шундрику в голову мог зарядить, чтоб не спал.

— Свой дебют за сборную помните?

— За вторую? С финнами, в паре со Стариковым. Пах надорвал — и поехал домой после первой игры. Зимой в Чехословакию отправились, там лучшим игроком признали, вручили вазу богемского стекла. В Чехословакии все стремились хрусталь купить, люстры. Весной опять на «Ленинградскую правду» вызвали, питерские ребята — Евдокимов, Лавров — твердят: «В тройке мы всегда будем». Откуда, думаю, такая самоуверенность? А это они, оказывается, про ресторан «Тройка», что в 200 метрах от базы СКА.

— Во Франции вы впервые побывали в феврале 1984-го?

— Ага, на Кубке Парижа. Мы, чехи, немцы и сборная Канады, возвращающаяся с сараевской олимпиады. Схлестнулись с ними в полуфинале, только по буллитам одолели. Классный турнир, классная экскурсионная программа. Обычно зарубежом страну видели только из окна автобуса. Как в Канаде: восемь игр за девять дней. А в Париже и в «Фоли-Бержер» спектакль посетили, и к площади Пигаль свернули посмотреть на тамошних обитательниц.

— Тренеры как реагировали на подобный маршрут?

— Не возражали. Ещё в Японии понравилось. Другой мир, иная цивилизация. Мы там, правда, начудили немножко.

— Это интересно.

— Во второй сборной у нас обычно собирался небольшой коллективчик: Тыжных, Стариков, Серёга Гимаев и примкнувший к ним — троим цээсковцам — я. После последней игры — традиция — собирались, расслаблялись в рамках разумного. В Токио то же. В посольском магазине взяли литр японского виски; после отбоя — тренер прошёл, проверил — спрятались в номере. В час ночи всё закончилось. Сашка Тыжных ругается: «Говорил вам, мало одной. Чего теперь делать, где брать?»

— Разве в Японии 80-х не было ночных заведений?

— А где валюту взять? Премиальные за турнир только на следующий день. Двинули в Посольство, благо оно недалеко от отеля. Разбудили там офицера Службы безопасности, упросили разбудить продавщицу. Та спустилась, вынесла нам бутылку. Несколько лет назад Серёга Стариков с «Барысом» приезжал на турнир в Швейцарию, я к нему гонял повидаться: «Помнишь, — спрашиваю, — ту историю?». — «Помню».

— Зарубежные болельщики как встречали советских спортсменов?

— В Америке в 1983 — ещё «железный занавес» — на трибунах надувные ракеты, транспаранты: «Русские, убирайтесь! Убьём! Медведи — выметайтесь!» А через два года с «Соколом» за океаном оказался — совсем другое настроение: «Перестройка! Гласность!» В магазинах двери распахивают: «Русский хоккеист, заходи!»

— А как относились к вам оппоненты-соперники?

— На льду — жёстко, после финальной сирены нормально могли пообщаться. В Давосе на Кубке Спенглера с нападающим одним швейцарским поначалу зарубились, потыкались в игре. Потом обнялись. На другой день на тренировке он мне рукой машет. Подъезжаю: «Чего такое?» Суёт пакет. Гляжу, бутылка виски.

— На этом турнире «Сокол» без потерь прошёл групповой этап, но в финале уступил сборной Канады, которую двумя днями ранее уверенно победил.

— Расслабились. Четыре игры — четыре победы. Канадцев обыграли — день передышки. А у них ещё с «Кошице» матч. Выходим на тренировку — Богданова с Фадеевым нет, на горных лыжах отправились кататься. С Самовичем позанимались, спустя рукава. 31 декабря в полдень финал, вышли ненастроенные. Первый период — горим 0:3. Второй начинается — нам четвёртая. Спохватились — да поздно. Не догнали.

— Новый год встречали в Альпах?

— В Австрии, город Фёльдкирх, тут Толик Дёмин выступал, первым уехал заграницу из Киева. И ещё чех праворукий, быстрый-быстрый, за сборную играл. Франтишек Черник. Поужинали. Богданов злой. Спрашиваем: «На Новый год чего-нибудь можно?» — «Ничего нельзя. Проиграли. Отбой». Время к двенадцати, тренерский штаб к Толику в гости отправился, а нам чего делать? Пошли вино какое-то дешёвое покупать. Вот тут моя бутылка виски и пригодилась.

— Вспомнили добрым словом швейцарца.

— Он канадец, играющий тренер в «Давосе». Утром построение на зарядку...

— Подождите. 1 января? Так жестоко?

— Ага. Турнир-то проиграли. Богданов смотрит: «Если не выиграете сегодня — убью». Вечером, конечно, разбили австрияков.

— Вы упомянули, что во Францию отправились по протекции Владимира Ковина.

— Ага, мы с ним корешковали. Он на год раньше там оказался, замолвил слово президенту «Реймса». Вообще-то меня в Финляндию оформляли. Киев с Тампере города-побратимы, поэтому я должен был в «Ильвес» отправиться. Но в мае Богданов подошёл: «В „Совинтерспорте“ решили, что поедешь во Францию».

— Что-то знали на тот момент о французском хоккее?

— Вообще-то думал, будет легко, сборная Франции тогда не особо котировалась, однако оказалось, что не всё так просто. Чехи стали появляться, четверо поляков играли, что сбежали после молодёжного чемпионата мира. В каждой команде по 7-8-10 натурализованных канадцев, на русских они как бык на красную тряпку реагировали, летели убивать, не зевай. И игровики встречались классные. Да и общий уровень рос, на олимпиаде в Альбервиле французы неплохо выступили, в четвертьфинал пробились. В 90-м к нам в команду перешли два сборника из Парижа. Один из них, Пьер Шмит, рассказывал, что перед матчами с «Реймсом» их тренер-канадец давал установку: «Бей русских и негров!»

— Русских — понятно: Ковин, Тукмачёв, Горбушин. Но у вас ещё и африканцы играли?

— Алжирец Серж Джеллул и вратарь Минджимба, сенегалец.

— Первый раз слышу о сенегальском хоккее.

— Они оба во Франции родились, корни из Африки.

— В финансовом плане переезд был интересен?

— Конечно. Клуб предоставил квартиру, машину, компенсировал бензин. По контракту полагалась ежемесячная зарплата 21 тысяча франков. На руки получал 7500, это больше тысячи долларов. Остальное уходило в Москву, в «Совинтерспорт».

— Тысяча долларов — огромные деньги в конце 80-х.

— В Союзе — да. Но во Франции жизнь дороже.

— Какой получили автомобиль?

— «Audi»

— Я думал, что-то французское.

— Спонсором являлся «Volkswagen».

— Что больше всего напрягало вас на новом месте?

— Автобусные переезды между городами. От Бельфора до Бреста, например, ночь пилить. Не поспать.

— Интересно, как добирался на выездные матчи «Прогресс» в Классе «Б»?

— Поездом. Всегда поездом.

— А в Челны?

— Тоже.

— Но железнодорожного моста через Каму ещё не было

— Через Казань. Зигзагом.

— Французский язык к моменту переезда успели выучить?

— Ни слова не знал. Разве что «бонжур» да «селяви», не больше. В школе учил немецкий, и то когда это было.

— Тяжело давалось преодоление языкового барьера?

— Тяжеленько. В России как привык? Что написано — то и читаю. А во Франции читаю: «Ренаулт», — меня поправляют: «Рено». — Читаю: «Роуен». — Оказывается, надо: «Руан». — «Так почему же вы лишние буквы пишите?» Но мало-помалу начал говорить, читать-писать. Впрочем, до сих пор иногда сбиваюсь, особенно когда разволнуюсь с ребятишками на тренировке.

— Какой возраст у ваших подопечных?

— Разные группы от 4 до 13 лет. И взрослые.

— Менталитет детей во Франции и России сильно отличается?

— Мне сложно судить о сегодняшних российских детях. Но я вспоминаю себя: тренер дал задание — я его выполняю, даже если наставник ушёл, не следит. А сейчас, пока смотрю, занимаются, отвернусь — балдеют. В детстве нас редко пускали во дворец, чаще занимались на улице. А как-то поставили тренировку на главной арене, но в 5 утра. Радостные вывалились на лёд, я шайбу подхватил в средней, швырнул в зону, бегу туда изо всех сил — свисток! — Косолапов занятие прервал, всех полканов на меня спустил: «Куда швыряешь, зачем зря бегаешь. Ты в зону войди, передачу отдай». Полвека прошло, но помню науку.

— Что стало самым неожиданным в иностранном хоккее?

— Пиво в раздевалке. После игры — свободно, пожалуйста. А в Реймсе — это же ворота в Шампань — после матчей предлагался брют «Taittinger». В Союзе о таком и не помыслить. В Киеве жёны после матчей тайком приносили нам ко дворцу водку, мы её на базе после отбоя принимали для снятия стресса, от бессонницы. А бутылку пустую куда? С балкона в номере Степанищева и Овчинникова — через забор. По весне снег растаял — мама дорогая — сколько там этой стеклотары скопилось.

— Вы уезжали из «Сокола» за кордон одним из первых.

— Пионером стал Толик Дёмин, в Австрию. Следом Олег Исламов в Гамбург. За ним — Голубович. Дальше я во Францию, Нарик, Коля Нариманов, в Германию, и Васюнин в Венгрию.

— Во Францию улетали в сентябре 1989?

— Ага, собрал вещи, семью. Пока инструктаж, визы — жили на базе «Крыльев» в Сетуни. Вылет в субботу. Там в аэропорту встретили, семью повезли в Реймс, а меня — сразу на гостевую игру, выдали форму, коньки. Два голевых момента имел в первой игре — сходу по пустым — не забил. Но ничего, дальше вкатился. Один из африканцев в конце сезона подошёл: «Как ты по сорок минут за матч играешь и не устаёшь?»

— Команда именовалась «Синее пламя Реймса».

— Газ, газовые горелки имелись ввиду. Через четыре года перебрался в Морзин, в «Пингвины». Не знаю, почему такое название, если город находится в горах. Как и «Дельфины Эпиналя», хотя до моря там полтысячи километров в любую сторону. А «Львы Бельфора», потому что это символ города, олицетворение мужества и стойкости, память о защитниках, сдерживавших неприятеля в Прусской войне.

— Аворья — известный горнолыжный курорт. Освоили тамошние склоны и трассы, выступая за «Пингвинов»?

— Впервые на горные лыжи встал ещё в Союзе, с «Соколом» после сезона три года ездили в Домбай. Ну и в Морзине, конечно, катался. Утром встанешь, солнышко светит, вечером тренировка, а днём чего делать?

— В России хоккеистам во избежание травм запрещены подобные экстремальные увлечения.

— Во Франции тоже. В Реймсе строго за этим следили, а в Морзине закрывали глаза. Разок я даже в день игры попался. Лицо кремом не намазал, обгорел. В раздевалку захожу — физиономия красная. Но обошлось без санкций.

— Родители навещали вас во Франции?

— В Киеве — и то один раз. В «Соколе» квартиры давали только женатым, мне первому холостому вручили ордер на однокомнатную. А если бы родителей перевёз — обещали «трёшку». Отцу с матерью только заикнулся об этом — сразу в отказ: «Не, не. Не поедем. У нас же тут огород».

— Выступать за сборную Францию вам не предлагали, как Андрею Виттенбергу?

— А, как Андрюхе-то? Играем с Руаном, смотрю, лицо знакомое; вспомнить никак не могу. Он мимо катит: «Не узнаёшь, что ли?» — «Не-а». — «В Ярославле я играл». — «А, точно». Андрей молодец, язык выучил очень быстро; его заявлять сперва не разрешали, какие-то трансферные проблемы, так он торговым посредником устроился, год не играл.

— Если верить статистическим базам, у вас в игровой карьере тоже имеется перерыв. Правда, восьмилетний

— Семилетний. Сезон 1997/98 провёл в Эпинале. Это я как раз в Бельфор переехал, там расстояние между городами 100 километров, гонял из дому на матчи и обратно. В самом Бельфоре тогда команды не было, только любительская. В 2005 создали клуб — и я продолжил играть.

— Тяжеловато было возвращаться на лёд?

— Так я же спорт не бросал, за любителей катался. Там просто хоккей без прямой силовой борьбы.

— Насколько сегодня популярен хоккей во Франции?

— На первом месте, конечно, футбол. Затем баскетбол, регби, гандбол. Хоккей не в топе.

— В Киеве 70-х — 80-х спорт № 1 тоже, наверное, футбол?

— Конечно. Но следующий — хоккей. В городе нас любили, узнавали. Бывало, тачку на дороге поймаешь, доедешь, куда надо, хочешь расплатиться, а водитель отказывается: «Не надо денег. Играйте».

— С футбольными «динамовцами» пересекались?

— Дружили. Ходили на игры. Общались. С Мишкой Михайловым, Демьяном, Андрюхой Балем.

— Не рассказывал он, как забил единственный гол в карьере за сборную? Единственный, но зато какой! Бразильцам, на чемпионате мира, с 35 метров.

— А как же. «Бегу, — говорит, — вижу: перед вратарём кочка. Приметился в неё да как жахнул. Вратарь стал ловить, а мяч точно в этот бугорок — и в сетку». Ещё Майкла Джексона забавно танцевал.

— Основу футбольной сборной той поры составляли киевляне, но в хоккее — иначе. Немосквичам путь в главную ледовую дружину был практически заказан. Вам предложения от московских клубов поступали?

— Игорь Ефимыч Дмитриев звал в «Cпapтaк», но я не захотел метаться. Вот в 1984-м мог уйти, когда меня из «Сокола» отчисляли.

— За что?

— Нагрубил Богданову. Играли на «Советском Спорте» в Риге, там ЦСКА. Сборники основные у них отсутствовали, в составе молодёжь. Только мы все равно проиграли. Наставник наш расшумелся: «Бить их надо! Мочить!» — А я, капитан команды, взял да возразил: «Они ж на месте не стоят. Бегают». Тренер так и взвился: «Багры вам что ли дать, чтоб отлавливать?» — «Дайте». Богданов из раздевалки — шасть, дверью — хлоп. И я вслед: «Глядь, заслуженный тренер вселенной». На следующий день меня из команды вон. Все из Риги прямиком в Финляндию отправились, меня оставили. Тут работавший в Высшей лиге тренер Иванов с предложением: «Давай к нам, поближе к дому». — «Не могу, Валерий Николаевич, в армии служу». Меня как раз на службу оформили.

— Если бы не это, согласились?

— Пожалуй. И остался бы без медали. Мы как раз в тот сезон «бронзу» завоевали. А так, команда из Суоми вернулась, тренерский штаб устроил мне головомойку, обругали на собрании, знали, что я армией связан по рукам и ногам. Ну и — вперёд, играть.

— Доигрались, в итоге, до пьедестала. Что стало составляющими успеха?

— Во-первых, очень дружный коллектив. Мы несколько лет играли стабильным составом, притёрлись, довели взаимопонимание до автоматизма. Во-вторых, принесли плоды богдановские тренировки, «физику» заложили отменную. И, добавлю, самоотдача. Вот это главные факторы.

— Доводилось также слышать о благотворном влиянии овсяного отвара, который в обязательном порядке должны были принимать все игроки «Сокола».

— Ха, было. Доктор Леман — Палыч — мешками закупал овёс на ипподроме, повара на базе готовили нам его, потом добавляли сироп шиповника, витаминки. Вкусно и, наверное, полезно.

— Про хоккейного администратора Джангиряна не расскажете что-нибудь интересное?

— Сижу дома, звонок с незнакомого номера, поднимаю, слышу: «Месье, жё не манж па сис жур». — «Алло, кто это?» — «Жё не манж па сис жур». Бросил трубку. Через минуту та же история: «Жё не манж па...» Опять бросил. А это Джангирян, оказывается, номер мой нашёл и звонит. Миллионер. В Испанию перебрался.

— В 2011 году одно из ведущих российских интернет-изданий, определяя символические сборные команд Высшей лиги в эпоху СССР, в первую шёстерку «Сокола» включило Вас. Читали?

— Видел, ага. Шундров, Горбушин — Ширяев, Степанищев — Шастин — Юлдашев. Ещё увидел в телепередаче у Гордона тренера Богданова, когда он с экрана назвал меня в числе лучших. Скрывать не стану, приятно, что тут говорить

Михаил Юрьев специально для сайта ВХЛ