Николай Ившин: «К ресторану подхожу, а швейцар не пускает: «Ты куда, мальчик?»
Справка: Ившин Николай Алексеевич
Родился 5 ноября 1966г. Вратарь
Играл в командах «Прогресс» (Глазов), «Ижсталь» (Ижевск), СКА (Cвepдлoвcк)
Серебряный призёр Чемпионата Вооружённых сил СССР
Николай Ившин давно обосновался в Перми. Там теперь его дом, семья, подрастают дочери-близняшки. Но, поменяв место жительства, страж хоккейных ворот, не изменил увлечению юности; охотно бьётся в ветеранских баталиях, минувшей осенью в составе удмуртской ледовой дружины стал победителем Кубка Макарова, престижного турнира для хоккеистов старше 50 лет, проходящего в Сочи. Сегодня он тренируется трижды в неделю. Глядя на игру ветерана, понимаешь: есть ещё порох в пороховницах. И сложно поверить, что в персональной спортивной летописи голкипера Ившина белым пятном зияет четвертьвековой перерыв.
— Да, добрых 25 лет на лёд не выходил, — подтверждает Николай Алексеевич, — пока в
— А кто, почему Келей прозвал?
— С детства приклеилось. Коля — Келя. Как я оказался в хоккее? Наверное, ключевую роль сыграло то, что жили в одном доме с Игорем Чупиным, а его отец — Евгений Харитонович — трудился детским тренером. Бегали мальчишками во дворе, играли. А однажды Игорёк позвал всю ватагу: «Пойдёмте, запишемся в хоккей». Так всем двором и двинули на стадион.
— У кого начинали заниматься?
— Попали к Карлу Яновичу Граудину. Но первым своим наставником считаю всё же Александра Баженова. Именно он определил меня в ворота.
— А начинали в поле?
— Бегал вместе со всеми, да. Но Александр Алексеевич, видимо, что-то такое разглядел; или, может, наоборот — не заметил во мне перспектив полевого игрока. Но дело даже не в этом, Баженов — очень сильный педагог, именно детский тренер великолепный. Оторвал нас от пагубного влияния улицы, заразил тягой к занятиям. Только самые позитивные слова могу говорить в его адрес. Именно он создал в Глазове первый хоккейный спецкласс. Собрал ребят из разных школ, объединил. Теперь нам стало проще совмещать учёбу и спорт.
— Кто были вашими одноклассниками?
— Костя Астраханцев, Андрей Платонов, Серёга Сунцов, Рафис Касимов, Миша Микрюков. Лет, наверное, 13 нам было, в зимние каникулы отправились в Рыбинск на Всесоюзное первенство по своему возрасту. Соперники — «Динамо» (Москва), «Динамо» (Рига), Минск, Новосибирск, Устинка. В общем, лучшие школы, лучшие команды. И, представляешь, какой-то Глазов со своим провинциальным хоккеем? Но мы выступили весьма достойно, со всеми держались на равных. Если уступали, то в одну-две шайбы. Ту же Ригу с Ирбе в воротах — 7:6 обыграли.
— Как смотрелся в юном возрасте будущий двукратный чемпион мира?
— Талантище. Нестандартный, целеустремлённый. Выделялся.
— К слову, о юных дарованиях. Знающие люди вспоминали, что Андрей Платонов до определённого возраста выглядел посильнее Константина Астраханцева.
— По технике Платону равных вообще не было. Такие фокусы вытворял — закачаешься. Любого обыграть — не вопрос. Но у Кости — голова, видение поляны.
— Почему же не заиграл, не зацепился за взрослый хоккей талантливый форвард Платонов?
— Не туда повернул, не в ту сторону покатился. Он на льду мог нарисовать всё, что хотел. Но у него и без хоккея в жизни всё в порядке было. А Костя, помимо таланта и завидной «физики», имел ещё феноменальное стремление играть, фанатичное упорство. Поэтому стал чемпионом мира.
— Дарюс Каспарайтис однажды, раздосадованный вратарскими ляпами, жахнул апперкотом голкипера своей команды. В вашей спортивной карьере случалось что-то подобное?
— Это немыслимо. Какое-то дичайшее исключение. Хоккей — адреналин, эмоции. Разумеется, случается, что вратарь ошибся, подвёл. Но чтоб у кого-то поднялась рука на собственного вратаря — это немыслимо. Я такого никогда не видел.
— Самая памятная игра в личной биографии — наверняка какая-то победа?
— Удивлю, пожалуй, но нет. Мы уступили тот матч. Это мой дебютный сезон. Дома принимали Рязань, уже в первом периоде горим — 1:8. Миша Шмырин — не пошла игра — не дожидаясь тренерского решения, покатил на лавку. Я — запасной, деваться некуда — меняю его. Рязань нас рвёт, творит, что хочет, продолжает свои атаки. А я — не знаю, как, почему, какое поймал вдохновение — ловлю вообще всё подряд, отбиваю любые шайбы. Закончили — 8:12. Знаешь, сорок минут на льду — совсем не помню. Из тумана выплыл только в раздевалке, когда всё руководство — города, партии, завода — в пиджаках и галстуках — ко мне, мальчишке, руку жать. А на другой день Миша Гусаров фотки принёс — его батя частенько наши матчи снимал — карточки на столе разложил: «Ну, блин, одного Келю нащёлкал». Понимаешь? Все острые моменты игры — у наших ворот.
— Это в каком возрасте случилось?
— Лет в 16, наверное. Я очень рано попал в команду мастеров, в пятнадцать. Первым тренером там стал Владимир Николаевич Терещенко.
— В 15 лет, это ещё школьником?
— Первокурсником ПТУ. После
— Нелегко «молодому» во взрослой команде.
— Ха, меня отец всё спрашивал: «Тебя там никто не обижает?» Да всё в порядке было. Отличная командная атмосфера, никакого суперразгула дедовщины. Вызвали в «основу» первый раз, в раздевалку захожу — мальчишка — а там все такие дядьки здоровые. Миша Гусаров, Саша Владыкин, Головизнин. Я же ещё всех зубров застал: Николаева, Богданова, Зарубина Валерия Фёдоровича, ё-моё. И я, говорю, восьмиклассник вчерашний. Первая поездка — вообще смех. В «Екатеринбург отправились с «Лучом» играть. Заселились в гостиницу, вечером — ужин. Спускаюсь с этажа, к ресторану подхожу, а швейцар не пускает: «Ты куда, мальчик? Иди отсюда». Хорошо, Миша Гусаров сзади шёл: «Это с нами паренёк».
— В первой половине
— Зубры, ветераны понемногу сходили со сцены.
— А новые местные кадры ещё не подросли.
— Но тут впрыснула свежую кровь молодая ижевская подмога. Виталька Чуев, Вова Харитонов, Вадик Щуклин. Будто яркая вспышка. Они сразу придали команде ускорение, раскачали. Следом — Волоха Умрилов. У них у каждого была какая-то изюминка. Чуев — бросок, Умрилов — скорость, Щуклин — настолько с руками, не описать, это на льду надо видеть. Мы с Вадиком после тренировок принципиально зарубались в буллиты на кувырки.
— Кто чаще побеждал?
— Обычно он. Зато так меня один-в-один натренировал, что, когда в игре в наши ворота штрафной бросок ставили, а я в запасе, то тренер с лавки поднимал: «Выходи». Счёт скользкий, момент ответственный. Выхожу, беру буллит: «Молодчик! Садись обратно».
— Вы быстро стали вторым номером команды.
— Не знаю, повезло, наверное. Стечение обстоятельств, посчастливилось вклиниться. Кузьмича — Шмырина — тогда никому не под силу было сдвинуть, а роль второго досталась мне. Ефаев, Пестерев, Зеленцов уступили.
— Старались что-то подсмотреть, перенять у Михаила Кузьмича?
— Конечно. Учился, тянулся. Хорошо помню — я ещё даже не в команде был — как Шмырина вызвали в «Ижсталь», игравшую в Высшей лиге. Матч против ЦСКА транслировался в эфире — и Кузьмич в воротах. Я сидел у телевизора — и неимоверно гордился; плечи расправил: «Это же наш, глазовский! И вот с такого человека могу брать пример». Михаил Кузьмич, правда, очень многое мне дал, научил. Бесконечно ему благодарен. Он всегда уравновешен, выдержан. Если кто-то их хоккеистов иной раз, что скрывать, позволял себе вольности, то Михаил — всегда в идеале.
— В вашей биографии тоже имеется «ижсталевская» страничка.
— Зимняя пауза в чемпионате, «Ижсталь» вернулась из Швеции и засела на сбор в Глазове. Я после своих тренировок поднимался и смотрел с трибуны, как занимаются великие люди. Там реально великие в составе — Абрамов, Комраков, Викулов, Герасимов. И как-то Виктор Борисович Кузнецов — наш новый тренер — подошёл: «Ижстали» сегодня нужен вратарь, останься«. Выпустили в двусторонке, а у меня, ты знаешь, масть пошла. Головой, шнурками, чем только можно отбиваю. Когда против тебя более высокого класса соперник играет, то сам тоже стремишься к планочке повыше подтянуться. В общем, никак они мне забить не могут, и Серёга Лубнин — он за противоположную команду действовал — к Киселёву, тренеру ижевскому, подъезжает: «Вот же парень, молодой, в порядке, местный, удмуртский, нафиг кого-то искать». В общем, «Ижсталь» уехала, а через пару дней Кузнецов вызывает: «Собирайся, в 8 вечера отправляешься в Ижевск».
— Неожиданно.
— Ещё как. Заскочил домой, родители на работе. Мобильников в природе не существовало, оставил на столе записку: «Не волнуйтесь, уехал в Ижевск в команду Высшей лиги». Собрал баул — и на вокзал. Ночью в Ижевске встретили, отвезли на базу: «Вот комната, заселяйся». Ну а я чего, мне 19 лет, новая команда, свои устои, свои правила. Свет не зажигая, прошёл тихонько, лёг. Утром просыпаюсь: Ба! На соседней кровати Владимир Герасимов спит. Шок. «Вот же, — думаю, — нифига себе, в какую компанию попал».
— Как принял вас многоопытный коллега?
— Хорошо, тепло, нормально. После первых тренировок Кеном Драйденом окрестил шутейно. На складе выдали новую форму: шлем, щитки — всё «Cooper». Я был на седьмом небе от счастья, игралось — будто песню пел. Ловилось, отбивалось — всё.
— Так топовый инвентарь вдохновил?
— Ну, слушай, в ту пору в Высшей лиге оказаться — почти сказка. Я на Герасимова смотрел — и поражался. Безумное трудолюбие, до самоотречения. А насколько он игру читал. На два-три паса вперёд мог предугадать развитие атаки. Вова ведь вовсе не габаритный вратарь, но всякий раз оказывался в нужном месте, перекрывал путь шайбе. И ещё, конечно, великий Сергей Абрамов впечатлял. То, что он умел нарисовать — это реальное волшебство.
— Дебют за «Ижсталь» вспомните?
— В Тольятти, на выезде. В начале игры Герасимову шайбой в шлем угодили, рассекли голову. Форс-мажор, деваться некуда, я — в ворота. Коленки тряслись, но старался виду не подать. Проиграли, только никто после игры мне плохого слова не сказал. Поддержали. Затем против «Салавата» вышел. Потом к «Автомобилисту» поездка. А там на трибунах, как оказалось, руководство свердловского СКА — Цыганков, Горбунов — присматривают, кого бы к себе захомутать. А у меня возраст-то самый призывной.
— Брони не было?
— От ЧМЗ имелась на год. Но у меня батя — человек старой закалки, правильный такой, знаешь. Настаивал: «В армии отслужить обязан. Не вздумай отмазываться». В общем, сезон закончился, пришла повестка. Провожаны, всё, как положено. Утром явился на призывной пункт: «Погоди, — говорят, — милок, тебе в Ижевск надо». Добрался в республиканский военкомат, документы глянули: «А, так ты по директиве штаба Округа. Тебе в Cвepдлoвcк дорога». Выписали проездные, дали номер части — и вдвоём с борцом-вольником покатили мы на Урал. В Cвepдлoвcк прибыли — оказывается ещё три часа «пилить» надо, в Елань.
— Не в СКА-17, то есть?
— В СКА-17 после присяги попадаешь, сперва — учебка. Ну, добрались, наконец. В штаб дивизии с парадного входа ломимся — автоматчик часовой чуть не расстрелял. Доложились. Лёху-борца в одну роту определили, меня в другую. Документы глянули: «А, чего тебя одевать, все равно через месяц уедешь». Недели две я в спортивном костюме прошарашился, да генерал однажды заприметил меня в «спортивке»: «Это что за колхозная самодеятельность!» Часа не прошло: я обут, одет, в сапогах, лысый, в пилотке. Ещё через какое-то время приехал начальник команды и увёз в Cвepдлoвcк, в СКА. Там целый специальный городок: и «шайба», и бенди, и борцы, и мотогонщики, все армейские спортсмены.
— Вратарская бригада у СКА в том сезоне была в полнейшем порядке.
— Андрей Зуев и Валера Иванников.
— Из-за спин такого дуэта и льда не увидеть.
— Опять повезло. Иванникова в молодёжную сборную вызвали; на «вооружёнку» я поехал. Чемпионат Вооружённых сил СССР. Все армейские команды собирались в Kaлинине и состязались. Питер, Новосибирск, Хабаровск, МВО — 7 коллективов.
— Cвepдлoвcкую дружину возглавлял Геннадий Цыганков.
— Это скала. Кулак — как два моих. За любую провинность — жди, что кувалда прилетит. Установку нам озвучил простую: «Финишируете в тройке — все в отпуск на 10 суток».
— Серьёзная мотивация.
— А то ж. Все горячие, кто из части, кто откуда. Надо доказывать, биться, выгрызать место в составе. Что армейского спорта касалось — там панибратства никакого. Брат — не брат, солдат — не солдат, земляк — не земляк, рубились на полную. Потому что или в хоккее на два года останешься, или «в сапоги» да куда-нибудь за Полярный круг. Только в игре с румынской «Стяуа» немного сбавили пыл.
— В чём причина?
— После первого периода ведём 8:0. В перерыве к Цыганкову заходит генерал: «Геннадий Дмитриевич, это же братский народ, дружественная армия. Не надо их так лупить». 11:2 ограничились
— Место-то какое, в итоге, заняли?
— Второе, на одно очко от Питера отстали. Серебро. После последнего матча — бегом — какая форма — надо, не надо — вокзал — по домам.
— Память наверняка хранит какие-то забавные эпизоды из армейской жизни.
— В первые полгода службы попросились с Лёхой Емецом, челябинцем, в увольнение, а в это время проверка какая-то, выход за пределы части только в шинели. Ну, взяли в каптёрке солдатской парочку первых попавшихся — и двинули в город. Да сразу-то не заметили, что из этих шинелей со спины кто-то стельки себе вырезал. Стоим в центральном универмаге в очереди за конфетами: сапоги — не сапоги, шапка — не шапка, да ещё шинели эти перфорированные. Полковник какой-то увидел: «Вы, оба-двое, марш на выход! И ждёте меня там». На крыльцо выскочили — трамвай нас выручил. Рядом остановка — рванули что есть силы. Скрылись.
— В СКА вы пересекались с Валерием Иванниковым. Не рассказывал коллега о легендарном побоище в Пьештянах, знаменитой драке в последний день молодёжного чемпионата мира?
— Это когда с канадцами все на все схлестнулись? Рассказывал. Там, — говорит, — во всём дворце свет погасили, чтоб драку унять. Не помогло. Пока темнота — передышка, свет врубают — опять понеслось.
— Каким выдалось возвращение на «гражданку» после двух лет службы?
— Вернулся в Глазов, оформился на завод. Пришёл в команду, там новый рулевой, Владимир Андреев. Начал тренироваться, играть. А вскоре на смену Андрееву из Москвы приехал Чертов. Это, конечно, жёсткий тренер.
— В плане дисциплины?
— И нагрузок. Многих игроков просто перегрузил.
— И вратарям никаких поблажек?
— Все на общих основаниях. Тогда не использовали никаких отдельных методик вратарских. Даже в «Ижстали», в Высшей лиге. Разве что дополнительно после общей тренировки останешься как молодой, а полевые, кто хочет, тебе пошмаляют. Но, кстати, именно в «Прогрессе» в конце
— Что за история?
— После армии пришёл, основным вратарём Андрюха Сагитов считался. Я поначалу всё больше в запасе, хотя эмоции переполняют, играть хочу. Надоело лавку полировать, решил в Дальнегорск податься, в Приморский край. Там Терещенко «Горняк» тренировал и меня заманивал через Игорька Пахомова: «Приезжай, гарантирую, что станешь первым номером. Обеспечение на уровне, зарплата хорошая, плюс поясной коэффициент». В общем, написал заявление на расчет, купил билет, завтра поезд. Вечером звонок в дверь. Открываю — стоит Селянкин, он жил в соседях, на втором этаже: «Что ж ты, Коля, родную команду бросаешь. Хочешь играть? Тренируйся. Доказывай».
— Убедил?
— Убедил.
— В сезоне 1989/90 «Прогресс» стал самым восточным клубом Западной зоны второй лиги.
— Да, поездки классные: Рига, Таллинн, Нарва, Киев. В Питере перед выходом на лёд стоим в пандусе, навстречу Цыганков, он уже в невском СКА работал, а нам с дублем играть. Меня увидел, руками всплеснул: «Какие люди!» Протянул пятерню, сжал своей лапищей. Чертов смотрит на эту сцену ошалевшими глазами.
— Вспомнил вас легендарный защитник, двукратный триумфатор зимних Олимпиад.
— Геннадий Дмитриевич — золотой человек. А как он любил хоккей, отдавался игре. Будучи тренером, каждый эпизод матча переживал, будто сам на льду. Топал ногами, лупил по борту. Однажды вертел в руках ключ от раздевалки и от переживаний загнул его. Сунул мне: «Разгибай». Да разве с его силищей кто сравнится.
— Печальная тема. Многих из тех, кто в
— Очень, очень жаль. Больно осознавать, что ушли такие классные парни, хоккеисты. Витя Нилов — личность. Мастер. Мы с ним дружили крепко, с женой Наташкой я его познакомил. Коля Головизнин — человечище. Но сложно бывает после периода всеобщей популярности и успеха — разом оказаться не у дел, без хоккея, без любимого занятии, без финансовой стабильности. Слава Кочуров — весельчак. Но тоже что-то надломилось в его жизни. Жаль, жаль, что нет их рядом с нами. А Андрей Васильев! Какой хоккеист. Какой человек. В Риге два матча отыграли, на вокзале грузимся в поезд — Андрюхи нет. Паровоз гудит, Терещенко нервничает — сейчас тронемся. Вдруг из людской толпы носильщик со своей телегой врывается. Тут — баул, на нём — Андрей восседает; в одной руке бутылка кефира, в другой — батон: «Поехали!»
— Где глазовские хоккеисты
— Большого выбора в ту пору не было. Либо ресторан «Глазов», находящийся под постоянным пристальным наблюдением тренеров, либо кафе «Вечернее». Чаще — в «Вечернем».
— А как коротали время на сборах?
— Добрался до кровати, упал, спать. Утром — всё по новой.
— Предыгровые сборы имею ввиду, не летние.
— А, ну, каждый находил себе занятие. Бильярд, шахматы, кроссворды.
— Кто лучший шахматист?
— Олег ташкентский
— Суворов?
— Суворов. И в нарды с ним никто не сравнится, всех раздевал. Ох, слушай, так приятно всё это вспомнить, окунуться, погрузиться в молодость. Годы летят, но хоккей — продолжается.
|
|
